Да, это именно то, чего ждешь от отпуска. Бродить по городу, слушая музыку. Сидеть на осеннем солнце и ветре, читая Гессе. Делать стопицот фоток осенней листвы и предзакатного солнца. Зайти в книжный и бродить вдоль полок, присматривая что-нибудь интересное или новое, и купить, купить-таки (!) раскраску-антистресс с лисичками. Смотреть на облака и заходящее солнце и прямо-таки вдыхать свободу, разлитую в прохладном воздухе, в высоком осеннем небе. И, да, солнце в глаза, ветер, развевающий волосы, летящие под ноги листья. То, за что я люблю тебя, Осень.
Еще не кончился август, еще не подошло к концу лето, но погода тонко намекает нам об осени. Холод, легкий дождик, постепенно начинающие желтеть деревья, серое небо... Ах, это серое небо! Тут же вспоминается "Агата Кристи". "Улетела сказка вместе с детством..." Видимо, еще и лето решила с собой прихватить. Ах, лето! Мы снова бездарно его потратили. Хотя о чем это я?! Я бездарно потратила последние лет десять жизни. На пороге осень — время собирать плоды. И какие же плоды последних десяти лет мне собирать?.. В общем, депрессия, простите. Но август ведь в этом не виноват. Он красив, этот август. Блики дождя на мостовой, отблески фонарей, шепот ветра в листве, шорох дождя по стеклу. Он успокаивает, этот август. А еще иногда балует солнышком. Редким, но все еще теплым. Мы на пороге осени, и все никак не решимся его переступить. В моей книжечке с приметами про этот день написано: "Провожают закат солнца с песнями. Встречают осень. Осенины". Так вот что не дает мне покоя! Меня тянет провожать закат с песнями. И встретить осень. Ну что, подруга, я вновь отдаю себя в твою власть. Погружаюсь в уныние и депрессию. Это приятные уныние и депрессия: они затягивают, они аккуратно, не спеша сковывают тебя, и ты принимаешь все таким, какое оно есть (даже если в другое время ты готов глотки грызть, чтобы все изменить). Ты утопаешь в этом унынии, оно затопляет тебя, ты будто погружаешься в спячку вместе с природой. Незачем и некуда бежать... Ты сидишь, смотришь в окно, провожая взглядом капли дождя, ловя блики, слушаешь тихие разговоры ветра с дождем, утопаешь в себе и в низком сером небе... "Только это не поможет тем, кто любит рисовать..."
Минутка поэзии:
Еще и осени не близко, еще и свет гореть - не связан, а я прочел тоски записку, потерянную желтым вязом. Не уроню такого взора, который - прах, который - шорох. Я не хочу земного сора, я никогда не встречу сорок. Когда ж зевнет над нами осень, я подожгу над миром косы, я посажу в твои зеницы такие синие синицы! Николай Асеев
Проклятие самоизоляции. Начинаешь слишком много думать, слишком много анализировать. И находишь много пугающего. Нет, не в карантине, отнюдь. Жуткое — оно в тебе. Замкнутость, безысходность. Иногда в себя лучше не заглядывать. Я — улыбчивый милый котик, помним, да? А не стареющая ведьма, сыплющая проклятиями. Если бы вы видели мой внутренний мир, вы бы ужаснулись. Но внешне я — улыбчивый милый котик. Как же я устала играть роль...
читать дальше не стоитПроклятье! Что со мной не так? Мой внутренний демон раздирает душу в клочья. Садится мне на плечо и шепчет: "Смотри. Смотри на них... Они живут своей жизнью — счастливой и не очень. Они живут, а ты прозябаешь. Ты — за стеклом, ты — в другом измерении. Ты не войдешь в их мир, в их жизнь. Засохнешь в своем углу, лишенном красок. Ты убьешь душу, я съем осколки. И никто... тебя... не спасет". Он шепчет, и я угасаю... Но вам ведь все равно?..
Минутка поэзии:
Ляг, усни. Забудь о счастии. Кто безмолвен — тот забыт. День уходит без участия, Ночь забвеньем подарит.
Под окном в ночном молчании Ходит сторож, не стуча. Жизнь угаснет в ожидании, Догорит твоя свеча.
Верь, не дремлет Провидение, Крепко спят твои враги. За окном, как символ бдения, Слышны тихие шаги.
Да в груди твоей измученной Не смолкает мерный стук. Долей тесною наученный. Сжатый холодом разлук.
Это — сердце неустанное Трепет жизни сторожит. Спи, дитя мое желанное, Кто безмолвен — тот забыт. Мирра Лохвицкая
Мне очень больно в душе. Тяжело и больно. Когда я была маленькой, я верила, что все в этом мире (все-все-все) только для меня, и чего бы мне ни захотелось — оно тут же свершится. Все будет так, как я хочу. Все будет так... Только вот ничего такого не происходит. Нет, определенно некоторые мои желания вполне сбываются — и за это я благодарна. Богу, судьбе, Вселенной — я не знаю, кому, но благодарна. Это, без шуток, ценные дары. Но сколько их — тех, что никогда не сбудутся. О, это страшное слово "никогда"! Не сбудутся, потому что поздно. Не сбудутся, потому что я не достойна. Не сбудутся, потому что... наверное так, в этом мире не осталось волшебства. Не сбудутся, потому что я не смогу, не получится, не выйдет, у меня нет соответствующих талантов или возможностей. Или времени. Или денег. Или красоты. Или...
Когда-то давно, когда я была младше и романтичнее, мне мечталось, что мой будущий жених попросит моей руки у моего отца — ах, как это трогательно, мило, но тем не менее уважительно. Что ж... Теперь, если найдется идиот, который захочет взять меня в жены, он вполне может сходить на кладбище... Если вы хотите узнать об упущенных возможностях, вам следует спросить меня...
Минутка поэзии:
<...> Я уже верила так. Без оглядки. Верила в нерушимость папиного шкафа в большой комнате, верила в то, что когда-нибудь я буду танцевать на стуле, и что звезды никогда не погаснут. А это оказалось неправдой. Я больше не хочу так верить. Я устала быть слепой. Мне лучше остаться с открытыми глазами в темноте, чем идти к свету с повязкой на лице. <...> Анна Яблонская. Бермудский квадрат
Кто-о-о!.. кто проживает на дне... Кха-кха, так, что-то я не про то. Так вот, кто в первый день отпуска приходит на работу и проводит там целый день? Все верно, это я. И более того, я не просто туда прихожу, я прихожу на полчаса раньше обычного. И весь день торчу под кондерами. Отпуск, жара, я мечтаю о том, чтобы забуриться на пляж, обмазаться кремом и завалиться спать. А сама торчу в душном офисе. Думаете, я прогуливаюсь среди коллег, действуя на нервы тем, что ничего не делаю? Нифига! Я добиваю кучу разных дел. Мелких, но не менее раздражающих. И как думаете, кого-то волнует, что я в отпуске? И опять-таки нифига! Мне писали, звонили, меня выцепляли и приходилось решать кучу дополнительных проблем и косяков. В итоге вместо запланированных мной "пары часиков" я проторчала в офисе почти до конца рабочего дня. И была чертовски занята! И это не смотря на то, что последнюю неделю перед моим (три ха-ха) отпуском у меня был тот еще треш, и не было ни одной свободной СЕКУНДЫ, не говоря уж о более длительных временных промежутках. А окружающие при этом... иногда я ненавижу людей... В общем, как-то так. Победитель по жизни, что тут скажешь...
Минутка поэзии:
<...> «Вчера» у Станислава закончилось в 4:41, а «сегодня» наступило в 5:20, причем между ними он не спал, а ехал с одного конца города на другой, чтобы поменять одну справку на другую, такую же дурацкую и важную. Окна у электрокара были затемненные, и капитан обнаружил рассвет, только когда прибыл на место. Спать, впрочем, не хотелось. Хотелось наконец-то все собрать, погрузить, пройти таможню, взлететь, выйти в открытый космос и вот тогда уж… Спокойно побиться головой о стену хотя бы. Видеофон в кармане не успевал остыть — капитана непрерывно осаждали звонками и члены экипажа, и прознавшие о полете знакомые с поздравлениями, смахивавшими на соболезнования, и еще куча народу, волей-неволей втянутого в эту авантюру. В каком соотношении брать гель и консервы — 40:50? Или 30:70? А вы уверены? Что значит — «тогда какого черта я спрашиваю»?! Ну вы же капитан!.. За семь или за восемь? За семь? Да, но за восемь же лучше… Почему — «издеваюсь»?! Тут стыковочные клапаны немного не подходят, наши на 34/2–3, а их 32/4–3. Попробовать подогнать стяжками или, наоборот, открутить пластины, но можем не успеть собрать в срок?.. Да, везти прямо в космопорт! Нет, завтра меня не устроит! И после обеда тоже!.. Какая форма 2779-JI? А почему сразу не сказали? Как — в отпуске?! Станислав каким-то чудом умудрился ни с кем всерьез не поругаться, но, по ощущениям, стер зубы миллиметра на три. <...> Ольга Громыко, Андрей Уланов. Космобиолухи
Наконец-то дождалась книжку, выхода которой ждала десять лет! Да-да, десять. В какой-то момент даже разочаровалась, перестала надеяться, что серию завершат. Но тут вдруг решила проверить и... Боже правый, новая книга!!! В нетерпении, пытаюсь уговорить себя, что сон важен, как и работа, что бы я о них ни думала. А еще некоторое время назад нашла (совершенно случайно) продолжение другого цикла, который читаю. Не ожидала абсолютно, поскольку предыдущую книгу цикла ждала года три наверное (тупо не было перевода, три года!). И вот спустя буквально несколько месяцев — продолжение. И до этого как раз успела дочитать цикл, с которым познакомилась еще когда училась в вузе (а было это давненько). Тоже пришлось порядочно подождать его завершения. А тут и свежая книга Громыко... В общем, радуют меня в последнее время господа издатели. И да, сон для слабаков!
<...> — А как же третий вопрос? — воскликнул Князь. — Что вы думаете о романе «Езундокта и сестра ее Снандулия»? — весело спросил Бургежа. — Только не говорите, что вы его не читали. И, не дождавшись ответа, шмыгнул куда-то за спинку трона. Мотиссимус Мулариканский утверждает, что то была одна из первых информационных диверсий. Ибо многие годы спустя тысячи демонов, оторванные от важных злобных дел, все еще шныряли по Ниакроху в поисках экземпляра этого таинственного романа, который еще никто и не думал писать… <...> Виктория и Олег Угрюмовы. Все демоны: Пандемониум
Кажется, что-то пошло не так. Мир явно сошел с ума... Сейчас у меня под окнами компания парней — по всей видимости пьяных в дрова (или это был спор ) — пели песню Максим! В лучших традициях армейского хорового пения — сурово и отрывисто (я даже не сразу разобрала, что они поют).
Это Россия, детка. Полвторого ночи, громкие мужские голоса на всю улицу распевают: "Знаешь ли ты, вдоль ночных дорог..."
Минутка поэзии:
Запевала: Как по нашей речке плыли три дощечки… Хор: Эх, мать твою так, восемь кубометров!
Мир снова на границе. Мы вновь застыли над бездной, замерев, делая шаг. Мы снова на пороге легенд и сказок. Открываются врата. Размываются грани. Объединяются миры. Я не знаю, чего жду с той стороны. Но год от года сердце замирает, и ожидание поселяется в душе (чтобы тихо исчезнуть в первых числах ноября).
Я глубоко вдыхаю холодный воздух октября. Он обжигает легкие и пьянит голову. Он уносит душу вверх, в открытое темное небо. Эта наигранная мистика будоражит кровь. Все чувства обостряются, а воображение несется вскачь. И темные тени на пустых перекрестках становятся вечными странниками. И не нужно ни тыкв, ни костюмов, ни размалеванных лиц. И моя душа порхает словно маленькая летучая мышка. А воздух полнится слышной мне одной мелодией: скрипка и флейта — легкий звон морозной полночи. Мнимое ночное спокойствие — обман доверившихся. В воздухе кружится не снег — маленькие колючие души, вновь вернувшиеся на землю. Мне кажется, русские души должны возвращаться на землю снежинками... Полночная флейта заставляет их танцевать в тусклом свете фонарей. И они проносятся мимо, подхваченные ветром, и исчезают в темноте ночи, маленькие искорки, блуждающие огоньки. И в душе — трепет, а вокруг — магия. Магия ночи, магия осени. Собственная магия моей души. И музыка. Музыка-музыка-музыка...
Дано: руководитель, его помощник, организатор, четыре специалиста, осень и холодная погода. Внимание, вопрос: что наиболее ожидаемо? Ответ: коллективный больничный!
На самом деле, мы держались как могли. И нет, на больничный всем отделом мы не вышли. Однако ситуация свелась к тому, что нас осталось трое (причем из специалистов — я одна). И все трое в принципе болеем. Но держимся. Обсуждая сегодня сию забавную ситуацию, пришли к выводу, что таки да, надо было устроить флешмоб и рвануть на больничный всем отделом. А то так как-то и не интересно. Однако же мы имеем то, что имеем... Тогда в наши головы пришла идея, что мы — те кто остался — как раз таки можем пойти на больничный сейчас (прозвучало это, правда, так: "Если ты выйдешь на больничный, я тоже нафиг выйду!"). И тут заработало наше воображение. Его творение вам и представляю.
Понедельник, начало рабочего дня. В коридор входит девушка, выпущенная наконец врачами на работу — юная красавица в розовом платьице. В коридоре темно. Она, пока не понимая, почему никого не видно, заходит в раздевалку. В раздевалке пусто, ни одного пальто, в углу — забытый зонтик, в кадре появляется и исчезает перекати-поле. Затемнение, резкие фанфары и надпись огромными буквами:БОЛЬНИЧНЫЙ. Недоумевая, где же все, девушка оставляет куртку и идет в кабинет. Стоит ей только открыть дверь, порыв ветра подхватывает лежавшие на столах бумаги и бросает ей под ноги. Она проходит, перед ней разворачивается картина в лучших традициях фильмов об Апокалипсисе: все перевернуто, разворочено, кипы бумаг, телефон со снятой трубкой, валяющейся рядом и издающей короткие гудки, пыль, запустение. В неестественной тишине вдруг слышится резкий звук — звонок телефона. Она, спотыкаясь о лежащий мусор, медленно и нерешительно движется к телефону, на секунду рука ее замирает над трубкой, наконец, переборов свой страх, она берет трубку. — Алло, — дрожащим голосом. — ...яна, что у вас там... никого не на... Обрыв. Гудки. Девушка кричит в пустое пространство (с истерическими нотками в голосе): — Да что же произошло?! Хриплый голос из темного угла: — Они все... ушли... на больничный. Занавес. Титры. Гнусавым голосом: — Роли исполняли: ...
Развлекаемся как можем. А куда деваться?! =))
Минутка поэзии:
<...> На этот раз, проникнув через разбитую дверь в магазин, я сразу поняла: что-то не так. Никаких внешних перемен, те же граффити на стенах, что и неделю назад, опрокинутые полки, на полу пустые коробки и засохший крысиный помет, кассы выпотрошены, холодильники с пивом разграблены. Все тот же вонючий бардак, через который я пробиралась четырежды в месяц к складу за шкафами-холодильниками. <...> Все то же самое – крысиная вонь и смрад от протухших продуктов, завихрения пыли в тусклом свете, который проникает в магазин сквозь грязные стекла дверей. Все, чего не должно быть в нормальном магазине, на месте. Никаких перемен. И все же что-то не так. Что-то изменилось. Я стояла на россыпи стеклянных крошек в дверях магазина. Я не видела этого «не так». И не слышала. И не чувствовала его запаха. Но знала: оно есть. <...> «Тише, Кэсси. Близко!» Следовало прислушаться к тихому предостерегающему голосу. Он старше меня. Он старше всех людей на свете, даже самых старых. Вместо этого я вслушалась в тишину заброшенного магазина. Изо всех сил напрягала слух. «Близко». Что — близко? Или кто? Я сделала шажок от двери, и осколки стекла скрипнули под ногой. А потом раздался другой звук, нечто между кашлем и стоном. Этот полукашель-полустон исходил из помещения за шкафами-холодильниками — оттуда, где моя вода. В этот момент мне не требовалась подсказка от тихого голоса. Все было ясно как белый день. Бежать! Но я не побежала. <...> Рик Янси. 5-ая волна
Провод на ноуте работает с перебоями. А я не могу вспомнить даже, как проверить, косяк в проводе или в разъеме. Папа, мне тебя не хватает... =((
читать дальше не стоитА еще я вдруг поняла, что снова одна. Время циклично, все повторяется. Друзья машут мне ручкой издалека. Впрочем, они правы — зачем тратить свое время... Стараюсь не расплакаться (я теперь взрослая, взрослая, меня это не должно волновать). Dixi.
Минутка поэзии:
<...> Деревья горевали. Облака, встревоженные и удивленные, тащились по вершинам сосен, словно клочки белой ваты. Всю ночь горевали и шумели на заре... Утром королевна вышла на вершину башни. Она узнала, что скончался отец. Сидя на перилах, тихо плакала о родном покойнике, а лебеди тянулись знакомой вереницей из далеких стран. <...> Андрей Белый. Северная симфония
А как Вы проводите вечер накануне выходного? Я обычно достаточно безынтересно: не хожу в клубы, не напиваюсь до положения риз, не отрываюсь на барной стойке. В общем, скучновато. Так я думала, но... Все началось в одну пятницу, когда мы с подругой (она попросила помочь) где-то полдесятого клеили обои. Клеили обои, ничего необычного. Спустя некоторое время я (опять-таки в пятницу) заскочила к подруге после работы попить чайку и пожаловаться на жизнь... Спустя десять минут мы обзванивали всех на тему пойти в караоке. Никто не пошел (еще бы, кто пойдет, когда тебя просят "быть в караоке ну где-то часика через полтора"), но это мелочи жизни, — как оказалось, вдвоем вполне можно петь до четырех утра (даже если одному из этих двоих завтра на работу). Это присказка, но вот вчера... Все достаточно обыденно — мы просто читали польский форум для технарей. Польский. Форум. Для технарей. И это при том, что я - не технарь, и не знаю польского. В общем, к чему это я? Не бойтесь проводить свои вечера необычно, где-то Вас непременно ждет Ваш польский форум. Или эстонский. Или корейский. Не ограничивайте себя. )
Минутка поэзии:
<...> Поначалу он равнодушно скользнул взглядом по медленно плывущей вдоль берега байдарке, но потом вдруг уставился на неё с явным изумлением. Сидевшая в лодке девочка с гривой прекрасных, картинно растрёпанных волос с некоторым усилием гребла огромной сковородкой. Обалдевший молодой человек уже открыл было рот, чтобы спросить, не нужна ли ей какая-нибудь помощь, как тут заметил торчащие из байдарки весла и решил воздержаться от вопроса. В конце концов, каждый волен грести, чем ему больше нравится. И если, имея весла, предпочитают сковородку, это дело вкуса. <...> Иоанна Хмелевская. Большой кусок мира
Я всем и всегда честно говорю, что руки у меня растут из задницы. Но сегодня я, кажется, достигла дна. Я пролила йогурт на ноут. Йогурт. На ноут... Это при том, что периодичесски позволяла себе есть над ним, пить чай и даже ставить полную чашку на край ноута. И ни крошки, ни капли никогда не падало!.. Но я, как показывает практика, все-таки чертовски везучий косорукий дебил. Потому что оказавшиеся под рукой ватные диски, ватные палочки, пара салфеток, а также дизайн клавиатуры, рассчитанный на людей вроде меня, спасли несчастную технику, которой не везет с хозяйкой. Только живи, котик. Я не хочу, чтобы ты сдох от йогурта!..
Минутка поэзии:
<...> Полина, дурачась, крошила на биоклавиатуру кусочек торта, приговаривая «цыпа-цыпа-цыпа» («геологи» при этом почему-то вздрагивали и болезненно морщились). Крошки таяли на тускло светящихся кнопках, как коричневые снежинки. Особо крупные затягивало в пластик целиком, чтобы переварить внутри. У Дэна клавиатура была сытая, откормленная на чипсах и каплях сгущенки, а капитанская явно недоедала, скоро за пальцы начнет хватать. <...> Ольга Громыко. Космобиолухи
Синее, постепенно темнеющее небо (более светлое к западу, более темное к востоку), а на нем — месяц. Он уже не совсем тоненький, но еще и не полный и такой чертовски острый в этом морозном воздухе — так он более всего похож на серп. И он такой яркий! Глядя на него, тут же вспоминается Гоголь и его черт — я все жду, когда в небе промелькнет жилистая, верткая фигурка и вцепится в этот яркий, желтый клочок уходящего света. Этот месяц будто сам толкает твое воображение, он будто сам наполняет мир вокруг разными мистическими силами. Его свет заставляет верить в сказки. Я, наверное, поэтому люблю такую погоду: мороз с открытым небом, — потому что мы тогда оказываемся будто бы совершенно в другом мире. Нет ничего, что характерно для современного человека: становятся неважны телефоны, интернеты, телевизоры, все заимствованные из других языков слова. Важна только природа вокруг, ее тихие, вечные песни, ее сказки, ее жизнь, о которой мы так давно позабыли, сидя в своих городах. Мы перестали все это замечать... А такой вот месяц, он как раз позволяет пробудить то древнее внутри нас — наш ответ песням природы, позволяет снова почувствовать себя не коллегой, супругом, покупателем, водителем, менеджером, а... Человеком — существом, в котором есть многое, но оно неделимо, оно не позволяет какой-то части доминировать и захватывать все сознание. Оно просто живет. Хотя нет, не просто — счастливо. Когда мы разучились это делать?..
Минутка поэзии:
<...> Между тем черт крался потихоньку к месяцу и уже протянул было руку схватить его, но вдруг отдернул ее назад, как бы обжегшись, пососал пальцы, заболтал ногою и забежал с другой стороны, и снова отскочил и отдернул руку. Однако ж, несмотря на все неудачи, хитрый черт не оставил своих проказ. Подбежавши, вдруг схватил он обеими руками месяц, кривляясь и дуя, перекидывал его из одной руки в другую, как мужик, доставший голыми руками огонь для своей люльки; наконец поспешно спрятал в карман и, как будто ни в чем не бывал, побежал далее. В Диканьке никто не слышал, как черт украл месяц. Правда, волостной писарь, выходя на четвереньках из шинка, видел, что месяц ни с сего ни с того танцевал на небе, и уверял с божбою в том все село; но миряне качали головами и даже подымали его на смех. <...> Николай Гоголь. Вечера на хуторе близ Диканьки
Сегодня мне захотелось, чтобы меня кто-нибудь обнял. Но ведь о таком не попросишь. Да и некого, увы, просить... А мне правда очень хочется, чтобы кто-нибудь просто прижал меня к себе, крепко-крепко. Чтобы почувствовать, что люди вокруг — не серые тени. Чтобы почувствовать, что я кому-нибудь хотя бы иногда нужна. Но стискиваешь зубы, дежурная улыбка, легкая ирония и... не позволить смотреть в душу. Здравствуйте, господа, как дела? Черт! Да о моих искренних чувствах никто не слышал так много времени, что у меня иногда возникают вопросы: а они серьезно думают, что я такая, какую они привыкли видеть?! А кто-нибудь хотя бы отдаленно представляет, какая я на самом деле, что я чувствую, что я думаю? Они все общаются с выдуманным образом, который настолько далек от истины, что они не найдут сходства днем с огнем. И все считают, что превосходно меня знают!.. Злость, обида, одиночество. Простите, захотелось высказаться.
Минутка поэзии:
<...> Вот как обстояло дело со Степным волком, и можно представить себе, что жизнь у Гарри была не очень-то приятная и счастливая. Но это не значит, что он был несчастлив в какой-то особенной мере (хотя ему самому так казалось, ведь каждый человек считает страдания, выпавшие на его долю, величайшими). Так не следует говорить ни об одном человеке. И тот, в ком нет волка, не обязательно счастлив поэтому. Да и у самой несчастливой жизни есть свои светлые часы и свои цветики счастья среди песка и камней. Так было и со Степным волком. Большей частью он бывал очень несчастлив, этого нельзя отрицать, и делал несчастными других — когда он любил их, а они его. Ведь все, кому случалось его полюбить, видели лишь одну его сторону. Многие любили его как тонкого, умного и самобытного человека и потом, когда вдруг обнаруживали в нем волка, ужасались и разочаровывались. А не обнаружить они не могли, ибо Гарри, как всякий, хотел, чтобы его любили всего целиком, и потому не мог скрыть, спрятать за ложью волка именно от тех, чьей любовью он дорожил. Но были и такие, которые любили в нем именно волка, именно свободу, дикость, опасную неукротимость, и их он опять-таки страшно разочаровывал и огорчал, когда вдруг оказывалось, что этот дикий, злой волк — еще и человек, еще и тоскует по доброте и нежности, еще и хочет слушать Моцарта, читать стихи и иметь человеческие идеалы. <...> Герман Гессе. Степной волк
Все. Свершилось. Похоже, пора завязывать с британскими сериалами. Сегодня во сне я была спутницей Доктора. Двенадцатого Доктора. Причем в лучших традициях: путешествия в ТАРДИС, встречи с пришельцами, спасение цивилизаций (ну ладно, только одной) и разные пространственно-временные фокусы. Бог с ним, с сюжетом. Просто это... нехарактерно для моего мозга. Обычно он не цепляется за придуманные кем-то идеи. Ему вполне хватает своих. Зато уж среди них он может та-а-ак развернуться. А тут вдруг раз — и Доктор. Неужели исчерпаны собственные сюжеты для снов?.. Прям так и представляю: у меня в голове — маленькая комнатка с книжными полками заваленными всякой всячиной, а в комнатке человечек. И он такой: "Так, что бы сегодня показать? Ну-ка, ну-ка... Это было... Это тоже было... Это что такое? Что за херня?! Выбросить! А вот это?.. Не-е, тоже не то. Что же делать-то? Придется... Не-е-ет, ну не стану же я..." А потом такой с тоской смотрит куда-то вглубь комнатки, печально вздыхает и топает в темный угол, из которого вытаскивает на свет божий синего, тардисовского цвета папочку с эмблемой DW. И махнув рукой, такой: "Да ладно, делать нечего!.." И истаивает в воздухе, не спеша направляясь в темноту, в сторону угадываемой двери. И вокруг все такое темное — не то в стиле По, не то в стиле Ежика в тумане. Ну как-то так. Будем считать этот небольшой рассказик стимуляцией мозга перед сном. А то ведь я кроме Доктора Кто сейчас еще и Дракулу смотрю...
Пятница. Конец октября. 31-ое. Самайн. Странный вечер. Я вышла из дома вечером. Уже было темно, но на улице было на удивление неплохо. Я даже удивилась, что никак не похолодает. Гордо вышагивая на каблуках, направилась в осеннюю ночь. Возвращаясь же домой, была поражена: когда я вышла на улицу, все было покрыто снегом. Нет, не сугробы, конечно, но все же достаточно заметный слой снега, затрудняющий поход на каблуках — скользко. И самое странное: не заметила, когда выпал снег. Ладно бы прошел целый день (или ночь), много времени, но прошло несколько часов. К тому времени, как я пошла домой даже небо успело распогодиться. А вот снег остался. Как волшебство — моргнешь, и все изменилось... В позапрошлом году было похоже. Снега не было до ноября (ну вообще-то до 31 октября). Я возвращалась с работы, протаптывая тропинку в мокром снегу. А ведь когда шла на работу, светило солнце, а под ногами была только смерзшаяся грязь... Всегда странный день. Или может быть мне просто хочется в это верить. Мне хочется верить, что эта темнота не пуста. Мне хочется верить, что в мире есть место тайне. Мне хочется верить, что мы не оставляем мир насовсем, что мы можем вернуться. Или к нам... к нам могут вернуться. И вот: ночь, снег, ни одного человека поблизости, в ушах — музыка, ноги проскальзывают, и на душе тревожно. Шорох каблуков в снегу. Ветер в высоком, открытом небе. И не вздохнуть — ледяной воздух. Свобода и одиночество. Жизнь и тайна. Граница. Самайн.
Минутка поэзии:
Тихо вечерние тени В синих ложатся снегах. Сонмы нестройных видений Твой потревожили прах. Спишь ты за дальней равниной, Спишь в снеговой пелене... Песни твоей лебединой Звуки почудились мне. Голос, зовущий тревожно, Эхо в холодных снегах... Разве воскреснуть возможно? Разве былое - не прах? Нет, из господнего дома Полный бессмертия дух Вышел родной и знакомой Песней тревожить мой слух. Сонмы могильных видений, Звуки живых голосов... Тихо вечерние тени Синих коснулись снегов. Александр Блок
Скоро Самайн. Я вроде бы немного не кельт. И даже скорее наоборот — христианин. И живу в 21-м веке. То есть, теоретически, меня не должны трогать верования давно ушедших эпох, но... Хочется думать, что — как там было у Высоцкого? — "мы, отдав концы, не умираем насовсем". Хочется верить, что за той незримой границей что-то есть. Вернее не что-то, а Кто-то. Те, давно ушедшие. И недавно... Иногда просто хочется поговорить. Рассказать то, что не успела. Увидеть. Услышать, что все хорошо. Ведь там не может быть плохо, разве что Никак. Хочется встретиться в полночь на перекрестке... И страшно. Ибо — "бойтесь ваших желаний". И мурашки по коже. Но иной раз так щемит сердце, и хочется вернуть прошлое...
Долгие лета — живым. А иным — пусть земля будет пухом. И ждем полуночи...
Минутка поэзии:
<...> — Кто ты? — медленно спросил он. Она улыбнулась, и снова повеяло холодом. — Не знаешь? "Знаю, — подумал он, глядя в холодную голубизну ее глаз. — Да, кажется, знаю". Он был спокоен. Иначе он не умел. Уже не умел. — Меня всегда интересовало, как ты выглядишь, госпожа. — Не надо меня так величать, — тихо ответила она. — Ведь мы знакомы много лет. — Верно, — подтвердил он. — Говорят, ты все время идешь следом. Не отступая ни на шаг. — Иду. Но ты никогда не оглядывался. До сих пор. Сегодня оглянулся впервые. Он молчал. Ему нечего было сказать. Он устал. — Как... как это произойдет? — спросил он наконец, холодно и без эмоций. — Я возьму тебя за руку, — сказала она, глядя ему в глаза. — Возьму за руку и поведу через луг. В туман, холодный и мокрый. — А дальше? Что там дальше, за туманом? — Ничего, — усмехнулась она. — Дальше ничего. Ничего... <...> Анджей Сапковский. Ведьмак
В среду ходили с коллегами в кино. Буду откровенна, нас было немного. А вернее — трое. "Дракула", практически пустой зал и три девушки. Пастораль. Мои боевые подруги во время фильма вздрагивали от резких звуков, движений, неожиданных действий, обсуждали актеров и даже чуток всплакнули — на особо трогательных моментах. По окончании фильма мы естественно начали его обсуждать. Из обсуждения выяснилось, что я — бездушная, циничная тварь, которая не переживала во время эмоциональных моментов, да и вообще считала, что все проблемы героев связаны с отсутствием у них мозгов. Не раз отмечала я за собой эдакий "мужской" взгляд на жизнь. Здесь ситуация была та же: ну вот честно, по-моему, если б в самом начале глав.герой не поддался на уговоры и не допустил дурацкую оплошность, то все последующие проблемы просто перестали б существовать за неимением предпосылок к развитию. Девочки все же продолжали утверждать, что фильм трогательный, а герой — милый. Ну, в общем, бездушная — помните? К чему это повествование. В четверг я читала рассказ. Поймала себя на том, что по временам улыбаюсь как дура, умиляюсь, искренне переживаю за героев, переношу их эмоции на себя и даже периодически всхлипываю и смаргиваю выступающие слезы (на особо тоскливых моментах)... В общем, вопрос, есть ли у меня душа, остается по-прежнему открытым.
Минутка поэзии:
Зима идет своим порядком — Опять снежок. Еще должок. И гадко в этом мире гадком Жевать вчерашний пирожок.
И в этом мире слишком узком, Где все потеря и урон, Считать себя с чего-то русским, Читать стихи, считать ворон.
Разнежась, радоваться маю, Когда растаяла зима... О, Господи, не понимаю, Как все мы, не сойдя с ума,
Встаем-ложимся, щеки бреем, Гуляем или пьем-едим, О прошлом-будущем жалеем, А душу все не продадим.
Вот эту вянущую душку — За гривенник, копейку, грош. Дороговато? — За полушку. Бери бесплатно! — Не берешь? Георгий Иванов
Я выхожу на улицу и получаю удар холодного воздуха в лицо. Нет, не холодного, ледяного. Все внутри опаляется, стоит только сделать вдох, и кажется, что в легких начинают порхать малюсенькие снежинки — клочки заиндевевшего утреннего тумана. Еще бывают туманы... Поздняя осень. Почти не осталось ярких красок: серость, грязь, ранняя темнота. В сумерках ярким пятном алеют ягоды рябин. Последние листья — скрюченные, пожухшие, ржавые — летят под ноги. Все затаилось в преддверии зимы. Природа замирает, готовясь отойти ко сну. И люди затаились. Закутанные, сонные (будто бы тоже скоро должны впасть в спячку), печальными, потухшими взглядами встречают они друг друга, мгновенно отворачиваясь. В воздухе разливается несуществующая тишина. Несуществующая, потому что город живет: гудят машины, ревут моторы, противно пищат светофоры, — шум, гам, гомон. Но если отрешиться от всего этого на мгновение, то поймешь, что все кругом замерло в стазисе, свернулось в уютный кокон, высунув лишь нос да два любопытных глаза, и, морщась от холодного ветра, устало провожает взглядом гордое шествие в зиму, в сон, в смерть. В новый этап. Сейчас самое время остановиться, прислушаться к тишине, взглянуть в низкое серое небо и задуматься. Потому что даже в эти дни над нами иной раз проносятся кусочки голубого неба, несущие в себя яркие и нежные сполохи солнечного света. И черные остовы ветвей перебирают этот свет, запутывая его в редких ржавых комочках, еще не сорванных ветром, и шуршат последними листьями вечную осеннюю колыбельную.
Минутка поэзии:
Осень поздняя. Небо открытое, И леса сквозят тишиной. Прилегла на берег размытый Голова русалки больной.
Очень долгая неделя. Немного обид. Щепотка учебы. Запарки. Холодные и темные утра. Скоро снег.
На душе, как и на улице, мерзко. А когда не мерзко, то как-то апатично. И воспринимается все почему-то с каким-то негативным флером. На банальные фразы реагируешь вздрагивая — что тебе хотят сказать, может очередную гадость. Или колкость. Хотя я вроде бы научилась не обращать на них внимания. А еще мне мало той осени, что закончилась, не успев начаться: солнце, заплутавшее в рыжих листьях. И снега нет. Такое подвешенное состояние - не туда и не сюда. Без-вре-ме-нье. Почти как у Белого.
Минутка поэзии:
<...> Стволистая даль темнела синевой... В лесу заплутался усталый король. Его пурпур был весь изорван, и зубья короны поломаны. Он не мог выбраться ни в далекие, северные поля, чтобы идти к родному городу, ни вернуться назад. Он горевал о покинутых. Стволистая даль темнела синевой.
У серебряного ручейка отдыхал сутулый колосс, одинокий в этом мире. Ведь он был только сказкой. Часы текли за часами. Холодная струйка ручейка прожурчала: «Без-вре-менье...» Колосс встал. Забродил по окрестностям. Одинокий! Непонятый!..
Снега горбатых гор сверкали лиловым огнем. Лебеди знакомой вереницей на заре тянулись к далекому северу. Королевна вышла на террасу башни в легких розовых шелках. Старая мать шепталась и грезила в изразцовой комнатке. И показалось молодой королевне, что она — одинокая. Одинокая. <...> Андрей Белый. Северная симфония